Наследие, которое не сберегли

Пересек финишный флажок год наших любимцев, год наших покровителей, год светлых небесных коней и земных рабочих кормильцев. Так уж совпало, что год этот также стал годом 105-летия со дня рождения Владимира Петровича Шамборандта - коневода, одного из инициаторов организации в Дагестане профессионального конезавода и государственного ипподрома.

В среде узких специалистов эта дата отмечена публикациями в специализированных изданиях (альманах "Ахал-Теке", вестник Международной ассоциации любителей ахалтекинцев), во Владимирской области Леонидом Бабаевым – учеником Владимира Петровича – создан конезавод им В.П.Шамборандта.

А у нас в Дагестане почти два десятилетия не работает часть наследия этого замечательного подвижника - ипподром... Коневоды республики выступают на чужих площадках, бьются за возрождение ипподрома - своей площадки, возрождение соревнований, скачек, джигитовки. Но кто их слышит? Сколько тех, в чьих сердцах Владимир Петрович оставил светлый луч любви к лошади?

В сентябре 1987 года несколько студенток Дагестанского художественного училища решили набраться смелости и поехать на Махачкалинский ипподром порисовать лошадей. Собрав папки для набросков, карандаши, мы сели в автобус, курсировавший между Махачкалой и Каспийском.

Боясь пропустить нужную нам остановку, мы постоянно выспрашивали пассажиров, пока наконец автобус не остановился у площади, увенчанной колоннадой у входа на ипподром. Мы прошли турникет и увидели скаковой круг. На противоположной от нас стороне виднелись корпуса конюшен из пиленого дербентского камня.

Мы решили идти к конюшням через поле внутри скакового круга, по жесткому ковру степных дагестанских трав. Здесь шла своя жизнь: кто-то носил воду по денникам, кто-то закладывал сено в кормушки… Шуршало сено, гремели ведра, щебетали воробьи, фыркали лошади…

Нас приветливо встретили и разрешили войти в конюшни, сделать первые зарисовки, прикоснуться к огромным фыркающим "драконам". В следующие визиты нам позволили убрать навоз в денниках, задать корма, сено, под присмотром почистить лошадь. Через месяц нам, прошедшим "курс молодого бойца", было позволено сесть в седло. После этого кто-то больше занимался тренировками, кто-то - зарисовками…

Однажды после выполнения "обязательной программы" по уходу, не получив свободной лошади для проездки, я, чтобы не мучиться от зависти к всадникам, погрузилась в свой запасной вариант действий – наброски, зарисовки.

- А пястный сустав так прогибаться не должен, – прозвучал над ухом голос. Обладателем голоса был невысокий сухощавый старичок с пронзительными серыми глазами - Владимир Петрович.

- Лошадь сравнивают с балериной. Когда балерина в батмане стоит, нога пружинит в колене, красивая линия, - оправдываюсь я.

- Для балерины - может быть, а для лошади это неправильно. А так рисуйте, деточка, рисуйте… Рисовать лошадь никому не вредно, - сказал он и направился, опираясь на тросточку, ко входу в конюшни.

Через пару секунд из глубин конюшен донеслись восторженные возгласы конников и радостное ржание лошадей – это было приветствие Владимиру Петровичу Шамборандту…

Позже Владимир Петрович неоднократно заставал меня за набросками и этюдами, вспоминая свои встречи с куда более опытными художниками, делал профессиональные подсказки по экстерьеру и кинематике лошади, к которым сама бы я пришла через годы и горы набросков. До сих пор его подсказки по скелету, мускулатуре и механике движения лошади служат мне опорой и в натурных зарисовках, и в рисунках по памяти.

Учебная программа студента художественного училища включает в себя не только зарисовки лошадей. Значительной частью учебной программы является изучение опорно-двигательного аппарата человека (в первую очередь). В учебных классах на уроках эти задачи решались с помощью штатных натурщиков. Но студент-художник должен выполнять по этому курсу и домашние задания, а это для многих девушек, не осчастливленных братьями, превращалось в проблему. Девчонки робко просили попозировать двоюродных или троюродных братьев и, почти не поднимая глаз, рисовали обнаженные торсы, чтобы не получать двоек за невыполнение заданий.

Братьев у меня не было, потому в поисках решения учебных заданий я пришла на ипподром. Здесь целыми днями, выполняя разные работы по уходу за денниками, разгрузке сена, опилок, зерна, тренируя лошадей в манеже, ребята ходили с обнаженным торсом под южным солнцем, к концу лета щеголяя бронзовым загаром.

Коль в работе ребята не смущались своего атлетизма, то я рискнула подойти к ним со своими ватманами. Но они говорили, что им неловко, что они не привыкли, чтобы их рисовали, – и разбежались по "срочным и важным делам". Сжалился надо мной один или "важного дела" не придумал, но около часа под насмешки товарищей выдерживал мои штудии.

Сквозь хихикания раздался разочарованный вздох Владимира Петровича:

- Эх, а я думал, вы только лошадей рисуете, деточка, а вы еще и человеков…

Все было в этом вздохе: и безграничная любовь к лошади, и опыт разочарований в людях, и даже тонкая шутка, которую я тогда, в юности, не сразу поняла. И что бы я ни писала потом, особенно портреты, нет-нет да и всплывет в памяти: "А я думал, что вы рисуете только лошадей…"

Жаль, что Дагестан не сберег ипподром, на организацию которого Владимир Петрович отдал столько сил. А может, джигиты не перевелись?

Анна Самарская, художник