Хочу домик в деревне

Банально, но верно: мечты и реальность зачастую не только не совпадают,но и противоречат друг другу с точки зрения здравого смысла. Вот с этимздравым смыслом у меня не все здорово. Всю жизнь — сначала сделаю,поддавшись порыву, потом расхлебываю последствия.

В очередной раз мечта разошлась с действительностью прошлым летом. Когдая вдруг решила, что угасающий творческий пыл спасет лишь деревенскаяидиллия — и вознамерилась купить домик в деревне.

Вон! Вон из пыльного душного города, где грядущая осень обещает лишьслякоть под ногами и явно никогда не станет Болдинской... Бежать отнакатившей душевной усталости, когда ощущаешь себя банкротом по всемстатьям, — жизнь не удалась и хочется бросить все к чертовой матери...

К слову, всегда мечтала встретить старость в деревне. В маленьком уютномдомике с деревянным крылечком, печкой с дровами, ситцевыми занавесками имурлыкой-котом, верным товарищем в долгие зимние вечера.

А летом по траве будет бегать мой маленький внук, будет гонять навелосипеде по тихой улочке, а я — совсем как умильная бабушка из рекламы— буду печь ему пироги и поить парным молоком.

Куплю домик в деревне!

Объявление о продаже своей городской квартиры я дала в газету, а заоднов бегущую строку. После чего стала ждать покупателей на мою скромную поквадратам и обстановке недвижимость. Первыми обозначились риелторы, сними потянулись потенциальные кандидаты на мою жилплощадь. Ипотечныемолодожены, пенсионерки-северянки по программе переселения из округов.Студенты — дети тех же северян, но с возможностями. Пара унылыхразведенок... Почти все с пристрастием заглядывали в углы, задавая одини тот же вопрос: «А сколько уступите?» Доконал меня пенсионер-бодрячок,заявивший: так и быть, дескать, сделаю одолжение, куплю я вашу«однушку», но только со всеми висящими на стенах картинами. Дедушке былоуказано на дверь, риелторам — на паузу. Сама же решила проехаться поокрестностям Тюмени в поисках «земли обетованной», благо объявлений опродаже домиков в деревне — пруд пруди.

...Первый выбранный почти наугад адрес из газеты «Из рук в руки» — селоКриводаново. До города рукой подать, автобус ходит исправно. Местакрасоты неописуемой, сосновый бор, белые грибы, березовые рощи сземляничными полянами, река с еще не загаженными берегами.

А на въезде — поваленные в неравной с человеком схватке вековые сосны,развороченная бульдозером земля, загубленная природа — строитсяочередной коттеджный поселок. Навороченные особняки, стилизованныеизбы-хоромы из кругляка теснят добротные пятистенки и скромные домишкиместных жителей. На улице, залитой палящим июльским солнцем, крепкоподдатая молодая женщина орет во весь голос на разомлевшихсобутыльников, прикорнувших у забора: «Нажрались как суслики, а ктоденьги пойдет искать, Пушкин?!»...

Дом, который я ищу по объявлению, наконец, находится. Он на четыресемьи: одно крыльцо, один узкий двор по обе стороны. У моей хозяйки всоседях не очень большое, но весьма шумное семейство. Глава этой ватагисмотрит на меня заинтересованно, чуть не подмигивает. Его жена, бросивбеглый взгляд, удаляется с крыльца с нескрываемой неприязнью. Стены вдоме тонкие, жизнь в четырех квартирах как на ладони. Слышимостьпотрясающая. Уединилась, называется...

Хозяйка продаваемой квартиры с гордостью демонстрирует ухоженный огород,сетует: не хватает силенок сажать-полоть-убирать картошку с моркошкой.Годы не те, восьмой десяток, однако, разменяла. В городе у нее квартира,там и поликлиника рядом, и снег во дворе убирать не надо, и магазин всоседнем подъезде. Домик по объявлению на запрашиваемый миллион рублейне тянет. Крышу надо перекрывать, крыльцо чинить, ремонт в квартире тожебы не помешал. К тому же в свое время мои северные общежития и квартирыс подселением изрядно потрепали нервы. Сказал же Владимир Вишневский:«Легко любить все человечество — соседа полюбить сумей!»

Бабушка провожает меня до остановки. До автобуса еще есть время,заворачиваем в придорожный лесок, скоренько собираю не отошедшую вконецземлянику, уже теснимую костяникой. Настоянный смолой и хвоей леснойвоздух разбавлен запахом работающей техники: с корнем выкорчевываютбеспомощные вековые сосны — освобождают площади под стройку. Грустно, нофакт: пройдет совсем немного времени, и места эти благодатные будет неузнать. Под натиском кирпичных хором с высоченными типовыми заборамиисчезнет чудный бор, пропадут ягодники и поля с глазастыми ромашками.Тут, как говорится, к гадалке не ходи...

Нам с ужами не ужиться

Другое объявление — тоже «Из рук в руки» — предлагает кирпичныйблагоустроенный дом «на живописном месте, рядом лес, река». То, чтонадо! С дочерью и ее семьей в ближайшие выходные едем в Заводоуковскийрайон. Места тихие, безлюдные, тянутся к горизонту пшеничные поля, вберезовых перелесках вспархивают непуганые птички. К маленькой, едва лис десяток стареньких домишек деревеньке на отшибе от центральной трассыведет не заезженная отсыпанная щебнем дорога, петляющая вдоль березовыхопушек.

Дом, который хозяева выставили на продажу, смотрится городским щеголемсреди бедной деревенской родни — настолько красив и добротен. Самое чтони на есть родовое гнездо. У хозяина, видно, руки золотые. Вода горячаяи холодная, отопление исправно, ремонт хоть и не евро, но вполнеприличный, лет пять можно ни о чем не волноваться. Рад бы придраться, дане к чему! Во дворе баня, чистая, пахнущая свежеструганными досками.Огород не просто впечатляет — пугает своим масштабом, шутка ли — сороксоток. Половина засажена картошкой, вторая заросла бурьяном. Хозяйка,невысокая средних лет женщина, ведет нас на задний двор: «А вот здесьгрибы растут, в лес ходить не надо». А на задах горами громоздитсянавоз: прежние хозяева разводили бычков. К ужасу своему вижу, как накомьях соломы с удобрением греется на солнце жирный уж. В тепле исырости навоза змеи прижились, исправно выводят потомство. Змей я непросто боюсь — цепенею от страха, теряю разум. Нет, нам с ужами неужиться...

У хозяйки дома серьезная болезнь, нужны деньги на дорогостоящуюоперацию. За свою с любовью обустроенную усадьбу муж с женой просятмиллион сто, но готовы сотню уступить. Мой внук с радостным пискомбегает из одной просторной комнаты в другую, плачет, не идет в машину,не хочет уезжать домой, ему здесь и в ограде привольно, не то, что взабитом машинами городском дворе.

Население деревушки — сплошь бабушки, доживающие век в родных избах.Весной по вековой привычке проживают «ненормированный» деревен-ский деньна своем огороде: не для себя — детям да внучатам. Есть здесьпродуктовый ларек с макаронами, растительным маслом, «киндер-сюрпризами»трехлетней выдержки и прочей мелкооптовой провизией. Хлеб завозят изсоседнего села — центра ближайшей цивилизации. Автобус, говорят, ходитисправно, зимой дорогу регулярно чистят, хуже, когда буран разойдется нена шутку. В непогоду жителям умирающей деревушки лучше не болеть: машины«Скорой помощи» на центральной усадьбе — это вам не джипы-внедорожники.

Возвращаемся расстроенные: и дом хорош, и места почти заповедные, да ужбольно далеко буду от дочери, от шумной редакционной жизни. К тому жеужи...

А если оставшиеся бабушки рванут в город или помрут раньше срока?Куковать тогда одной среди сорока соток запустения. Едва ли ради меняодной будет ходить автобус и ездить хлебовозка, не говоря уже огрейдере. Эх, если бы такую домину да ко мне под Тюмень! Впрочем, тамцена ему была бы раз в пять-шесть выше.

...Еду одна автобусом в Тюменский район — в одно из красивейших мест,где всего в изобилии: ягод с грибами в лесах, рыбы в реке и озерах,работы в огородах и на сенокосе. Женщина год назад овдовела, накладно ейсодержать одной дом и огородище, да еще с небольшим, но весьма урожайнымсадом. Провела по дому, запустелому, сиротливому, напоила чаем напросторной веранде, заставленной банками с домашней консервацией.Грустно усмехнулась: «Думаете, для себя? К выходным, может, сын сневесткой да тещей пожалуют за вареньями-соленьями. Они здесь появляютсяраз в год к концу лета, приезжают на «Газели» тестя».

Узнав, что я одна, без мужа, и что дети мои к садово-огородной романтикеотносятся прохладно, неожиданно советует: «Послушайте, зачем вам этодеревенское счастье? Есть квартира в городе, живите и наслаждайтесь:вода из крана, теплый туалет — благодать! В деревне никого недопросишься огород вскопать, дрова на зиму заготовить или заборпочинить. У непьющих своих забот полно. А которые без дела слоняются, забутылку пообещают все что угодно, а в итоге пальцем не шевельнут. Я посвоей доверчивости заранее заплатила двоим местным, чтобы картошкупотихоньку окучивали. Приехала через месяц, а картошка как стояла, так истоит, а мужики те на другом конце села кому-то дрова в поленницускладывают. Сделали вид, будто впервые меня видят».

Наверное, кого другого перспектива сельских будней, заполненныхнасущными хлопотами, заставила бы притормозить в гонке за мечтой. Увы,только не меня, неугомонную.

Риэлторы звонят, приходят, приводят интересующихся. Я тихо зверею отвопросов: почему лифта нет, почему балкон не застеклен? Объясняю толстойтетке: в пятиэтажке эпохи советского жилищного строительства лифт не былпредусмотрен. Балкон не закрывала стеклопакетами принципиально: люблюнебо и простор, чтобы грозы проносились над головой, а в августе былслышен шорох падающих звезд. Потенциальные покупатели мне не верят,поглядывают с нескрываемым сожалением. Я их понимаю, люди из деревеньрвутся в город, а ей, мол, звезды с шорохом подавай!

Печки-лавочки

Дом в Нижнетавдинском районе мне присоветовала одна из риэлторш,расписала так, что я немедленно упросила зятя поехать посмотреть. Отглавной дороги деревня находится не в двух километрах, как было сказаноспециалистом по недвижимости, а в семнадцати.

На краю единственной улицы заходим в дом, схожий по описанию. Кирпичный,в две большие комнаты, в каждом углу железные кровати, на кривом комоде— подслеповатый телевизор. Вдоль стен стоят самоструганые лавочки,хозяйка простодушно поясняет: «Вот как деда, а потом и сына старшегосхоронили, так лавки-то и стоят». Жутковато.

В обеих половинах дома по печке, а ведь риелторша клялась, мол, домблагоустроен, газ подведен. А газ в деревню вряд ли проведут в ближайшейпятилетке — судя по отдаленности от райцентра. Захламленный двор спокосившейся банькой, сарай плашмя лежит на заборе. За всю «лепоту»хозяйка просит полтора миллиона рублей без торга, сурово взглядываеттак, что ежу понятно: не шутки шутит бабка. Я молчу. Жалко времени исожженного бензина. В который раз обещаю хозяевам домика в деревнеподумать и тихонько ретируюсь. А тот дом, который мне живописалариелторша, уж два года, оказалось, как продан.

Знающие люди высмеяли мой переселенческий зуд, объяснили: риелторы самидолжны отвезти куда надо и что надо показать. Мое дело выбирать, а нескакать аллюром по районам. Так и сделала. Поездка с женщиной-риелторомв Исетский район. Село привольно раскинулось вдоль реки, взобралось наплавные холмы, растеклось вдоль автотрассы. Кругом простор: небо и землябегут к горизонту, соперничая в необъятности. Хозяин половины дома —ингуш, потомок народа, репрессированного во время войны. Трудолюбивые,верные слову и чести ингуши сохранили свои национальные традиции,культуру и родной язык. Его дом не в пример соседям выбелен снаружи,наличники на окнах выкрашены голубым, палисадник — синим. Уютно и чистов комнатах, в просторной кухне с большим столом, за которым хотьсвадебный пир закати. Хамза с семьей хочет вернуться на родину предков,жить, растить детей, стареть...

Ну что?.. До Кургана ближе, чем до Тюмени. До ближайшего леса километровшестнадцать, не набегаешься за грибами-ягодами, река в получасе ходьбы.Здесь хорошо жить. Но либо с большой семьей — либо затворником.

Две поездки с мужчиной-риелтором. Бензин за мой счет. Едем в Исетскийрайон. По дороге заворачиваем в поселок Московский, там у него естьклиенты, желающие перебраться в Тюмень. Чисто, пустынно, ни деревца, никустика. Своей безликостью напоминает Комарово с его домиками-клонами —цивилизованное гетто, очень отдает замятинским «Мы». Ни за что!

Едем по трассе, на километры тянутся теплицы. В них, говорит мойсобеседник, китайцы выращивают огурцы с помидорами. Те самые,скороспелые, на ценниках которых криво написано: «Огурцы Тюменские».Именно так — с большой буквы. А в скобках надо бы читать: «Выращенныекитайцами по их же технологии». А мы, наивные, радуемся, чтоподдерживаем российского производителя...

Дом — не дом, несуразное строение из бетонных панелей посреди заросшегобурьяном двора. Окна выбиты, двери снесены с петель. Внутри помещениенапоминает молельный дом. Только по углам валяются матрасы, пустыебутылки и засохшие продукты жизнедеятельности человека. В подвальномпомещении бутылок и мусора хватит на «КамАЗ». Какого черта меня привезлисюда?! Риелтор откровенен: у него с хозяином этого строения заключенэксклюзивный договор. Это значит, риелтор будет продавать эту халабудусколь угодно долго, а хозяин знай отстегивать деньги за услугу. И вседовольны...

Нам - не в Амстердам!

Тот же риелтор на своей машине, но уже со своей начальницей, директоромконторы. Едем в Нижнетавдинский район смотреть, как было презентовано,«обалденный кирпичный дом в сказочном месте». Женщина явно симпатизируетподчиненному, звонко смеется — над своими же шутками. Еще бы, мужчинавидный, фактурный — с таким наперевес не стыдно пойти по остатку жизни.Она трещит не умолкая: «А вот когда я в Амстердаме (Венеции, Таиланде,на Бали)...». Мужчина в ответном порядке резво начал было про Анталью,но женщина снисходительно зевает: «Ой, ну это же вчерашний день». Может,и мне податься в риелторы? И после первой удачной сделки смотаться хотябы в столицу нашей Родины. А то все по «северам» да по тундрам — зарепортажами...

Заезжаем за дочерью хозяйки дома, она проживает недалеко от матери.Странное чувство вызывают зарешеченные окна избушек в маленькой деревне.Воруют, рассказывает дочь хозяйки, воруют местные наркоманы. А вотпьяницы не лезут — одни плачут и просят в долг, а те, кто не всю совестьпропил, нанимаются дрова колоть за бутылку. По улице вялой походкойдвижутся две юные мамочки, у каждой в руке бутылка пива, за другуюдержатся малыши — пошли на речку купаться. Их догоняет совсеммолоденькая девушка — тоже навеселе.

Два дома на продажу, краской на куске фанеры написан контактный телефон,собеседница делится местными ужасами: в одном из домов кого-то зарезали,в другом кто-то сам накинул на себя петлю.

Всей делегацией протискиваемся в обвалившиеся ворота. Маленький двор ибольшой огород плотно заросли бурьяном. Вросшая в землю банька держит насвоих плечах истлевший туалет. По шаткому крыльцу осторожно поднимаемсяв полутемные сени, заходим в дом ценою восемьсот тысяч рублей. Яобалдеваю у самого порога. Тесная прихожая, в одном углу печка, в другом— кухонный стол с колченогой табуреткой. Видя мою вытянувшуюсяфизиономию, риелтор бодренько приобнимает меня за плечи: «Да я сам личноприеду и установлю здесь ванну и унитаз, во дворе скважину поставим,дело пустяковое»! О-ссподи, а жить-то я где буду?.. В мрачной полутемнойкомнате бабушкина мебель, личные вещи, посуда в серванте, засохшаягерань на подоконнике. Душит плотный и неистребимый запах истлевающейстарости: камфорной мази, нафталина, сырых подушек и задраенных насмертьокон за железными решетками.

Возвращаемся в молчании, начальница-риелтор не трещит — в отличие отмоей головы. Лишь в середине пути недовольно молвит: «Чем вам дом неугодил, не понимаю». Я, кажется, начинаю понимать: моя идея спереселением в деревенскую сказку начинает отдавать паранойей. Видимо,это легко считывается с моего лица, потому что риелторы в спешномпорядке подгоняют один дом за другим, в расчете на мою всеядность. Их неупрекнешь — работа такая. Но я не хочу в старушечий рай.

Еще парочку домиков в деревне я посмотрела, но уже без фанатизма.Переселенческий запал начал остывать. А тут еще осень подоспела, вдеревне люди огороды убирают, дрова с делянок подвозят к двору. По ночамнестерпимо горит Полярная звезда — предвестник скорой зимы.

Чтобы жить в деревне, надо как минимум в ней родиться. Рассчитывать насвои силы, на свою волю, на собственные картошку и капусту в огороде. Вовсем рассчитывать на себя. Не зря к городским поклонникам сельскойидиллии деревенские относятся прохладно. Наивно рассчитывать, чтососед-тракторист вдруг лихо вспашет твой огород или подбросит дров.Почему он обязан быть добрым ко мне? Чем я заслужила? Чем ему помогла?..

У меня в жизни много чего есть. Любимое дело, любимая дочь, любимыйвнук. Книги. Иногда — газета, куда я могу писать не когда надо, а когдахочется.

У меня, если вдуматься, только два минуса. Нет одной руки (послеавтомобильной аварии) и нет мужа с руками. Работящего. Впрочем, вообщеникакого нет. Так что сидеть мне в благоустроенной квартире и мечтать.Хотя бы о даче — суррогате деревни. А ведь и там нам с моим внуком будетздорово. Просто потому, что мы очень любим друг друга. Малый — и несовсем еще старый.