Газета Новости Югры - Это была социальная катастрофа…

Комплексным исследованием истории севера Западной Сибири с 1917 по 1945 год профессор Нижневартовского государственного университета, доктор исторических наук Любовь Алексеева занялась без малого два десятка лет назад, когда обнаружила, что все написанное об истории округа того периода – лишь труды советской науки, выполненные с позиции марксистско-ленинских оценок.
– К этой теме я решила обратиться еще и по мотивам личного характера. Мой прадед был раскулаченным крестьянином, чудом спасшимся от репрессий в большом городе – Свердловске. Поэтому когда я приехала в Югру, то в контексте комплексных исследований политической, экономической, социокультурной истории региона рассмотрела и сюжет, связанный со спецпереселенцами, потому что в рамках этого периода он ключевой.
– Ссылкой спецпереселенцев на Север решались экономические задачи государства и, очевидно, бесчеловечными методами?
– Совершенно верно. Одной из задач, которую решало руководство страны на рубеже 1920–1930-х годов, стало освоение труднодоступных территорий меньшими силами и средствами, для чего и понадобились принудительные миграции. Это была долговременная стратегия государства.
– Нужны были лес и рыба?
– В первую очередь – пушнина, потому что она являлась основным валютным товаром, нефть-то еще в нынешних объемах не добывалась.

Основным поставщиком пушнины выступал северный край: из Югры шла, главным образом, белка, с Ямала – песец, поэтому и необходимо было извлечь эти ресурсы. А лес и рыба – уже вторичны.

– Первый этап переселения начался зимой 1930 года, это было не случайно?
– Конечно, чтобы успеть к навигации и начать как можно скорее обустройство и организацию общественного производства. Что касается нашего региона, здесь можно отметить три этапа крестьянской ссылки. Первый – февраль 1930 года, он продолжался до навигации. Отсутствие железной дороги означало, что людей везли от Тобольска гужевым транспортом. В наши места направили по некоторым данным 46 тысяч человек. В навигацию 1930 года их транспортировали на Север, высадили по берегам Оби, где они и стали обустраивать первые спецпоселки. Уцелели не более четырех тысяч ссыльных. Остальные погибли при транспортировке и, в буквальном смысле, замерзли в Тобольске. Вторая волна ссылки пришлась на 1931 год, ее начали осенью, когда выяснились проблемы с объемами урожая в колхозах СССР. Хлеба недобрали и раскрутили очередной виток раскулачивания. До зимы вторую волну ссыльных все-таки успели переправить на Север, и они уцелели в большей степени. Третья волна ссылки пришлась на весну 1932 года, как раз на период навигации. К лету переселенцы прибыли в округ. Всего по секретным документам НКВД на север Западной Сибири выслали около 150 тысяч человек. По материалам переписи 1939 года можно установить, что спецконтингент составлял не более 40 тысяч человек. Это все, кто уцелел.
– В основном это были уральские крестьяне?
– География раскулаченных весьма широка. Первая волна ссылки, действительно, преимущественно крестьяне из уральских хлебородных округов: Шадринского, Курганского, Тюменского, Ишимского. Но даже среди первых ссыльных встречались представители западных регионов СССР, Крыма, Северного Кавказа. Национальный состав очень пестрый: русские, евреи, украинцы. Всего было образовано 150 спецпоселков. У нас имеется карта, составленная ученым из Нижнего Тагила В. Кирилловым. Потом 100 спецпоселков исчезли естественным образом ввиду высокой смертности спецпереселенцев, а 50 остались, и названия многих населенных пунктов округа корнями уходят в начало 1930-х годов.
– На Конде до сих пор существуют номерные поселки. А как относилось местное население к спецконтингенту?
– Во-первых, сосланных старались к местным не селить, а высаживали на голый берег. Они там обустраивались в спешке, бывало, поселок в половодье смывало. А если случалось, что ссыльные попадали в зиму и их надо было оставить в местных поселениях, то пропаганда делала свое дело. Пугали, что привезли врагов народа – у них были прозвища "колонки", "колонисты" – говорили, что они опасны, связываться с ними не надо. Но когда местные жители, не только аборигены, но и старожильческое население, видели, какие измученные, оборванные, больные, голодные, несчастные приезжают люди, тут уж все зависело от природы человека.

Всегда были люди, которые шли на помощь, делились всем, что имели, поддерживали, обогревали, естественно, находились и подлецы.

Особенно свирепствовали коменданты, большинство из них не являлись гуманистами. Но даже среди них встречались такие, которые старались облегчить участь ссыльных, не разлучали семьи, разрешали покидать на время поселки, хотя это было строжайше запрещено. Подобные примеры есть, в основном же издевались, всячески усугубляя страдания несчастных. Но спецпереселенцы быстро показали всем, кто они есть на самом деле. Прежде всего это были трудяги, от них ничего плохого, как правило, не исходило. Когда ситуация становилась невыносимой, случались побеги. Бежать было трудно, полагались на случай, выбирая места, где проживали родственники, об этом хорошо писал курганский экономист А. Базаров, есть у него сюжеты и по детским проблемам. Он описывал случаи, когда дети оставались без родителей, что с ними происходило. Страшные примеры.
– И тем не менее свой вклад в экономику края спецпереселенцы внесли?
– Трудно об этом говорить с точки зрения корректности проблемы. Вклад был значительный, потому что с приходом в округ крестьян началась новая эпоха в его развитии. Это относится не только к рыболовству, пушному промыслу, лесозаготовкам, но и сельскохозяйственному освоению региона. Именно это спасло округ в годы Великой Отечественной войны, когда государство ничего не могло дать населению, и ему пришлось полностью перейти на самообеспечение. Северяне выжили благодаря тем 10 тысячам гектаров, которые были распаханы ссыльными. А в годы войны они увеличили посевные площади до 17,5 тыс. гектаров, на которых работал все тот же спецконтингент, в том числе их дети, коренное население не занималось сельским хозяйством. Неплохо было развито и животноводство. Кстати, сегодня округ по численности весьма далек от показателей военного времени. За счет создания ЛПХ на промышленную основу было поставлено и лесное хозяйство. Таким образом, мобилизационные процессы начали более активно разворачиваться с приходом на Север спецпереселенцев, и в этом их роль очевидна.
– В своих книгах вы называете спецконтингент решающим фактором экономического развития края, при том, что жили люди в ужасающих условиях.
– Да, это были тяжелейшие условия, особенно в первые годы ссылки, когда приходила большая партия народа, а дома для них не были построены. В основном селились в землянках, но ввиду большой смертности жилье быстро освобождалось. Жили уплотненно, в антисанитарных условиях, тем не менее спустя пять лет проблема жилья была решена. Поскольку ссыльные были исключительно трудолюбивыми, они обустроили все поселки, обзавелись личным подсобным хозяйством.
– Их здесь не раскулачивали?
– Раскулачивали, когда разрешили вернуться после смерти Сталина по амнистии 1956 года в места прежнего обитания, откуда их высылали. Многие поехали. В моей книге есть история одного раскулаченного татарина Ишбулата Шарипова. У него были две жены, куча детей, со всеми он был выселен из Курганского округа. На Севере за четверть века ссылки выстроил дом, обзавелся подворьем, опять стал зажиточным. Но, возвращаясь в 1956 году в родное село в Сафакулевский район Курганской области, его опять всего лишили. Местная власть отобрала у него и дом, и скотину, однако, он успел построить еще один – на родине, восстановил хозяйство и прожил чуть ли не до ста лет. Были такие люди.
– А после к нам ссылали калмыков, немцев?
– Немецкая ссылка проходила в два этапа: в 1939 и 1941 годы. Первая, когда началась Вторая мировая война, начали переселение немцев из Прибалтики, Ленинградской области, а также финнов как неблагонадежное население. Вторая, более крупная, волна пришлась на 1941 год, когда отправляли на Север и преимущественно в Казахстан немцев Поволжья. А калмыков ссылали уже в 1943 году. Вначале их разместили в южных районах Омской области, а затем уже оттуда весной-летом 1944 года переместили к нам в округ.
– Скажите, Любовь Васильевна, помнят ли современники эту в общем-то недалекую историю спецпереселений и насколько важна она для нас?
– Думаю, что помнят члены пострадавших от репрессий семей. Остальные, не изведавшие того горя, мало об этом знают. На самом деле это была социальная катастрофа, имеющая страшные, необратимые последствия, потому что уничтожили работающих собственников, сословие, у которого был особый ментальный уклад и которое ни от кого не зависело в материальном смысле, поскольку само себя обеспечивало. Речь идет о двух миллионах раскулаченных семей, а по подсчетам американского историка С. Максудова, эта цифра намного больше.

Наши архивы не могут дать сегодня точных сведений, сколько всего было раскулаченных и сосланных крестьян, поток настолько велик, что бюрократия не успевала обрабатывать статистические документы.

Детей и внуков спецпереселенцев, думаю, можно найти почти в каждом населенном пункте Югры, не худо бы успеть провести историческое исследование, собрав воспоминания тех, кто еще жив, в назидание потомкам. Нельзя нарушать права человека, как личные, так и экономические, в будущем это чревато тем, что мы имеем сегодня: безголосое общество, которым легко манипулировать, иждивенческие настроения.